В ознакомительных целях.

Исанди было довольно непросто на следующий день перешагнуть порог своего магазина — как никак он был и пока является для нее вторым домом. Но позапрошлый вечер четко дал ей понять, что не стоит расслабляться и жить в прошлом, словно в иллюзорном мире по принципу: "моя хата с краю — ничего не знаю". Нет, так больше не работало. В одночасье твоя собственность могла стать чьей-то еще, да что там собственность — ты сам мог стать чьим-то. Так было, есть и, возможно, будет продолжаться, пока человечество не истребит само себя; собственно, медленно но верно все к этому и стремится.
Следующий день после «тех самых» событий дался Паркер нелегко: она едва смогла переступить порог любимого магазина и то лишь для того, чтобы докормить оставшуюся живность, а затем провела весь оставшийся день в баре сестры, помогая с наплывом клиентов. К себе она заходить не очень спешила, вроде ничего такого и не случилось, но что-то ей все равно не давало покоя, будто ожидала подвоха, готовящегося появиться в самый неподходящий момент.
Хотя, может ли он вообще быть подходящим?

Через два дня Исанди все же решает, что хватит быть трусихой — если чему-то суждено случиться, но оно обязательно ее настигнет, такая вот карма; или же просто принятие реальности.
Она неспешно поворачивает ключ, но дверь не поддается. Ничего, такое и раньше случалось с этой рухлядью. После нескольких попыток толкания двери и пинания оной ногой, Исанди понимает, что та закрыта с внутренней стороны. А теперь уже подозрительно. Дыхание учащается, ускоряется сердцебиение. Проскальзывают мысли, будто кто-то ее поджидает. Но это, стало быть, больные игры ее разума, не полностью оправившегося от позавчерашнего налета и едва прошедшего гриппа.

Сделав несколько глубоких вдохов, Исанди решает обойти и зайти с главного входа. Подойдя вплотную к двери и взявшись за ручку, та несмело опускает ее, но не открывает. Девушка вспоминает, что на шее у нее висит кулон со змеиным ядом, который та повесила на себя в тот же день, когда те два придурка ввалились к ней в магазин. Нехотя она открывает маленькую колбочку и выпивает содержимое. Ощущения не были такими острыми, как тогда после непривычки, но все же холодный пот пробегает по ее лбу, а может это от напряжения и осознания того, что за дверью кто-то ее поджидает.

Почувствовав, как яд распространился по ее телу, та все же отпирает дверь. Чуйка ее не подводит: на стуле сидит какой-то гопник лет сорока с перебитой рожей — но нет, не тот, что был прежде, какой-то другой, более неприятный на вид. Затем глаза Паркер останавливаются на его руке, в которой красуется небольшой черный ствол — оружие, естественно. Ну пиздец, приехали. Исанди не дышит и не может выдавить из себя ни слова. Какого черта не вызвать полицию? С каких пор она стала так тупить, что даже ее семилетний племянник повел бы себя разумнее в такой ситуации.
Исанди просто таращится на мужика в абсолютном незнании, какие действия предпринять первыми.

— Ну, — выдавливает из себя Паркер и продолжает смотреть на его ствол. — Что теперь? — тихим и трясущимся голосом почти шепчет девушка. Прострелит башку?
Мужчина, видимо, совсем никуда не спешит и продолжает сидеть, уставившись на нее. Исанди не получает ответа на свой вопрос, что заставляет ее нервничать больше прежнего. И как яд поможет в ситуации, когда тебе в лобешник прилетит несколько пуль? Это, конечно, самый ужасный сценарий, но о чем она еще может думать? О том, кто будет присматривать за змеями? Да, пожалуй, это второе, о чем она подумала вместо того, чтобы сделать хоть что-то дельное.

Наконец, этот стремный мужик нарушает тишину и бормочет что-то о том, что его друг или напарник недавно здесь пострадал. Но из-за какого-то непонятного акцента до Исанди не доходит, что этот господин пытается до нее донести. Все, что та выдавливает из себя, это: — Я просто здесь работаю, — слова даются тяжело, голос дрожит и проскальзывает мысль неминуемого пиздеца, — Тебе нужен тот мужик, видимо? Я его не знаю.
Она звучит неубедительно и растеряно, и взломщик это подмечает. Он предлагает подождать «того мужика, которого она не знает» и спросить у него лично.
Ну все, приехали. То ли этот бандит тронутый, то ли плохо говорить по-английски и они друг друга не понимают, но Исанди уверена, что сегодня случится что-то хреновое.
Жаль, что она не обладает способностью вроде телепатии и чем-то подобным, чтобы послать мысленные сигналы тому, с кого и началась эта вакханалия. В конце концов, пусть сам расхлебывает то дерьмо, в которое впутал всех, кого только можно.

В момент, когда захотелось, чтобы все быстро закончилось — неважно каким исходом, лишь бы недолго и не мучительно — раздается спасительный шорох возле входной двери. Нет, так повезти не может, Всевышний вряд ли так быстро смог получить ее просьбу, к тому же, ей бы пришлось поверить в нечто, правящее человеческими судьбами.

Исанди не могла знать, кто перешагнет порог этого магазина, лишь бы не сестра и не кто-то из знакомых, они не заслужили быть вовлеченными во все это.
Паркер ждет, не в силах сделать вдох от напряжения. Человек с оружием напрягся и устремил все внимание на входящего, а затем в один момент оказался позади девушки и приставил ей оружие к затылку, второй рукой обхватил вокруг шеи, чтобы та не дернулась. Но для Исанди это было спасением, конечно, если мужик не прикончит ее раньше.
Приметив у того небольшую ранку на руке, та заставила себя заплакать. Сделать это было довольно легко, и достаточно было малого количества, но Исанди не могла уже себя остановить. Стрессовая ситуация все же взяла верх — слезы лились ручьем, стекая по горячим щекам и капая прямо на рану этому несчастному. Тот, видимо, даже ничего не почувствовал, слишком был воодушевлен тем, кто таится за порогом. Будет замечательно, если у него окажется аллергия, все произойдет в несколько раз быстрее и может будет шанс освободиться; если нет — она хотя бы попыталась. Если мужик окажется стойким, то яд начнет действовать в течение получаса и кто знает, какие последствия могут его ожидать.
Все действо, казалось, заняло куда больше времени, чем прошло на самом деле — на деле столько же, сколько требуется нажать на ручку и отворить дверь в магазин.

К счастью или нет, это оказался тот самый мужик, которого Исанди в любое другое время не захочет увидеть, но сейчас он казался спасением. По крайней мере был тем, кого ищет этот мерзкий мужик, пристроившийся у нее за спиной. После просьбы вошедшего отпустить девушку, этот ненормальный начал шмалять по нему, и все пули полетели в стеклянный террариум, который разлетелся на сотни мелких осколков по всем сторонам, а может даже и попали в кого-нибудь.
Следующее, что помнит Исанди, это как ее резко бросают на пол и оба выбегают из помещения. Звон в ушах, контуженность, непонимание.

Исанди долго и безучастно смотрит на кучу осколков, вперемешку с пятнами крови; если пули не добили того мужчину, то стекло наверняка могло внести свою лепту. Первым делом она не спешит вызвать полицию или скорую, она берет метлу и молча убирает бардак трясущимися от эмоций и страха руками. Она находится в шоке и не может принять никаких здравых решений, банально даже уйти куда подальше. Несмотря на все войны, которые происходят повсеместно, она не думала, что оно доберется и до нее. Однако это неизбежно случилось бы если не сейчас, то потом, и сейчас остается лишь смириться и научиться выживать среди этого пиздеца.

Тишину резко нарушает низкий мужской голос. Замерев на секунду, та выдыхает с облегчением — перед ней, к счастью, не тот, кого она "ожидала" встретить. Скорей всего, того другого мужика больше никто и не увидит. А, может, и этого тоже — он как груда камней падает на пол за неимением сил и единственное, что может прохрипеть, так это чтобы Исанди никому не звонила.

— Может, объяснишь почему? — ровным и холодным тоном бросает девушка и смотрит ему в глаза. Страх отходит на второй план, уступая место интересу. Пора брать себя и ситуацию под контроль, хочется хотя бы знать, что вообще происходит. — Собирай свои мысли в кучу и рассказывай, как и то, что мне теперь делать со всем этим, — Паркер показывает пальцем на кровоточащую рану у него на животе.
Сегодняшний день явно станет поворотным в ее жизни, но в какую сторону — пока что загадка.

— О своей заботься, — проворчал Валентин, провожая стакан взглядом, но отобрать не попытался. Пока ему в самом деле стоит сбавить темп, ведь начал он задолго до прихода Марса. Медленно, но планомерно он напивался уже второй вечер подряд и в полном одиночестве. Однако сегодня его бывший ученик вновь пришёл и сразу принялся заполнять собой все окружающее пространство. Уже в который раз Валентин наблюдал, как, сам того не замечая, Марс словно стремился завоевать новую территорию, отметить своей властью каждую вещь в доме Корвина, но в итоге ему все время приходилось начинать сначала. Не из-за того, что хозяин был против вмешательства, отнюдь. С неудобствами, что посылала Судьба, Валентин предпочитал не бороться совсем. Что-то бытовое, что легко исправить самому, например, выпирающий гвоздь или осколки кем-то разбитой чашки он решал по возможности легко и быстро, но поползновения Марса Кроуфорда предпочитал игнорировать, а не реагировать на них резко. Дело никогда не было в отце мальчишки, скорее Валентин всегда понимал, что как раз из-за амбиций Ксавьера его сына стоит бескомпромиссно оттолкнуть, тем избавив себя от необходимости выверять любой шаг и каждое слово. Последние лет сто Кроуфорд-старший постоянно сводил всё к интригам, ни один разговор не обходился без проверки на лояльность. Подобное утомляло Валентина больше, чем забавляло, в отличие от Марса, с которым все было ровно наоборот. После давления вечно подозрительного Ксавьера любая попытка Кроуфорда-младшего подловить на слове казалась игрой котенка. Возможно, кому-то пара вспомнить, что дети имеют свойство взрослеть, а сколько не называй Марса мальчишкой, юным и наивным тот вновь не станет.
Валентин внимательно следил за изменением эмоций Марса. Забавно, но даже сейчас он походил на скорбящего. Если бы Валентин знал Кроуфорда чуть хуже, то он бы даже поверил, что перед ним скорбящий сын, что глаза красные от сдержанных слез, а не из-за простой усталости или недосыпа, что промок, потому что в прострации из-за горя шел под дождем несколько кварталов. Но все это ложь, они знали это оба. Хотя Валентин допускал, что дрожал Марс, возможно, не из-за холода.
— Какой ты, однако, "предусмотрительный". Сначала, рискуя головой, взял меня в соучастники, а потом только о мотивах спросил. Хороший же будет из тебя член совета, — язвительно возмутился Валентин, вставая с кресла, где ранее предавался увлекательному чтению и немного алкоголизму. По пути он обратно отобрал у Марса бокал, чтобы после на глаз смешать в нем несколько зелий с общеукрепляющим и успокаивающим средством, но понадежнее старой доброй валерианы, которую на дух не переносил, а после вручил все это обратно.
— Лучше бы ты отоспался, — ворчливо заметил Валентин, отстранено прикидывая не напутал ли он с дозировкой и, если да, то какие последствия это может иметь и не отрубится ли Марс прямо здесь в кресле. Так-то в дозировках ошибался он редко, но всегда метко.
— И переоделся. Если уснешь тут, то простынешь, — вопреки смыслу слов и действиям заботы в голосе Валентина было мало. Он вновь внимательно и несколько не дружелюбно посмотрел на Кроуфорда и только после этого с неохотой ответил на вопрос, — Мы заключили сделку. Я обучаю тебя и... — замялся колдун, пытаясь подобрать слова помягче, чтоб Марс не встал на дыбы, услышав не самую приятную правду о сути их многолетнего общения, но в итоге поморщившись сдался и сказал, как есть, — и выращиваю ему идеального наследника, по мере необходимости исправляя изъяны магией. Сам знаешь, менталисты хрупкие и чуткие к влиянию, но даже на нас действует эта магия. Мне провернуть это было намного проще, чем Ксавьеру. Он перестарался с давлением на тебя, а мне ты доверял всегда. Почти. В детстве ты меня не любил, а теперь прячешься от всего мира в моем доме. Никогда не задумывался почему все изменилось?
Валентина просто вымораживало от чувства триумфа, что не скрываясь транслировал Марс. Сам он радости не ощущал, только накатывающую время от времени панику, сменяющуюся удушающим одиночеством. Валентин пережил смерть ещё одного друга. Одного из немногих, кто помнил его здоровым. Даже хуже помог его убить, но облегчения не чувствовал и повода для радости не видел.