Чтобы оживить арендованное жилище, доктор Лектер покупает цветы: розовые пионы для гостиной, туго свернутые кремовые чалмовидные лютики для столовой, и белоснежные шаровидные хризантемы – для комнаты Старлинг. Их прохладно-осенний горьковатый свежий аромат в сочетании с морским воздухом и запахом проутюженного постельного белья снимает ощущение больничной палаты.

Сегодня пятый день с тех пор, как Старлинг здесь, в коттедже на берегу Чесапикского залива, и ее здоровью не угрожает никакая опасность. Антидоты сделали свое дело, нейтрализовав действие полученного ею двойного заряда транквилизаторов, а ушибы и порезы хорошо заживают, так что он разрешил ей забросить натирание мазью, когда она скорчила относительно нее скептическую и независимую мину. Позавчера она встала с постели и сменила пижаму на приготовленную ей одежду, вчера спустилась с ним в гараж к своему мустангу и извлекла из-под днища машины следящий датчик Пола Крендлера. Доктор очень доволен тем, как она функционирует. Два раза в день он делает ей инъекции, рассчитывая дозу так, чтобы эффект был не снотворным, а всего лишь расслабленно примиряющим с действительностью как с данностью. Он вполне спокоен за нее, когда утром отправляется за покупками. Он знает, что она не притронулась ни к кобуре с пистолетом, ни к значку ФБР, которые заботливо сложены в ящике шкафа.

Прошлая жизнь, судя по тому, что она говорит, воспринимается ей как блеклое абстрактное пятно, которому со временем предстоит быть запротоколированным и рассортированным по пластиковым пакетам для улик. Сейчас она на более раннем этапе своего сознания, что доктор Лектер всячески поощряет. Человеческие детеныши обычно не внушают ему никаких чувств, кроме легкой брезгливости (хотя люди, причиняющие боль маленьким девочкам, попав в поле его зрения, уже из него не выпадают), однако ребенок в теле Клэрис Старлинг ему ничуть не докучает. Ее незашоренная доверительная непосредственность ему даже импонирует, и он платит ей взаимностью: говорит с ней так же свободно, как и она с ним.

Около полудня Ганнибал заводит арендованный вместо скомпрометированного грузовика минивен в гараж к мустангу и ягуару и заносит в дом многочисленные пакеты и свертки. Его веселит мысль, что в это же время в ФБР, наверное, в двухсотый раз переслушивают запись, в которой он уверяет Марго Верджер в том, что ее брат умирал медленно и мучительно. Бедняжка Марго, должно быть, безутешна. Аэропорты и гавани вновь перекрыты, новости по телевизору и в интернете обрастают новыми подробностями и стряхивают пыль со старых выпусков… Никто и ни на каких волнах не заявляет о похищении отстраненного от дел агента Старлинг. И немудрено: Департаменту Юстиции очень не хотелось бы, чтобы подоплека этого небезупречного дела всплыла на поверхность. В любом случае, массовая истерия ничуть не мешает доктору Лектеру с некоторыми мерами предосторожности делать покупки в трех часах езды от Вашингтона. Когда за ним закрывается входная дверь, он оставляет снаружи весь белый шум слухов и новостей. Его встречает колониальная дремотная тишина, разбавленная тиканьем напольных часов и отчетливо слышным звуком накатывающих на берег волн.
Когда Старлинг засыпает и когда просыпается, - доктору обязательно нужно присутствовать и при том, и при другом, - он несколько раз повторяет ей, что она находится в безопасности, и может быть совершенно спокойна. Он ей не лжет, и сам соблюдает воссозданную собой атмосферу.

- Клэрис! – повысив голос, зовет он. – Не окажете ли мне любезность спуститься и помочь с разгрузкой? У меня буквально не хватает рук. 

Уже водрузив пакеты на кухонный стол, он слышит скрипнувшую ступеньку лестницы, ее шаги и запах.

- Займитесь цветами, - предлагает он, кивнув на скрепленные свертки коричневой бумаги. – Чем занимались, Клэрис? Надеюсь, вы не трогали драпировки над каминной полкой? Под ними можно найти поистине страшные вещи.

Чтобы оживить арендованное жилище, доктор Лектер покупает цветы: розовые пионы для гостиной, туго свернутые кремовые чалмовидные лютики для столовой, и белоснежные шаровидные хризантемы – для комнаты Старлинг. Их прохладно-осенний горьковатый свежий аромат в сочетании с морским воздухом и запахом проутюженного постельного белья снимает ощущение больничной палаты.

Сегодня пятый день с тех пор, как Старлинг здесь, в коттедже на берегу Чесапикского залива, и ее здоровью не угрожает никакая опасность. Антидоты сделали свое дело, нейтрализовав действие полученного ею двойного заряда транквилизаторов, а ушибы и порезы хорошо заживают, так что он разрешил ей забросить натирание мазью, когда она скорчила относительно нее скептическую и независимую мину. Позавчера она встала с постели и сменила пижаму на приготовленную ей одежду, вчера спустилась с ним в гараж к своему мустангу и извлекла из-под днища машины следящий датчик Пола Крендлера. Доктор очень доволен тем, как она функционирует. Два раза в день он делает ей инъекции, рассчитывая дозу так, чтобы эффект был не снотворным, а всего лишь расслабленно примиряющим с действительностью как с данностью. Он вполне спокоен за нее, когда утром отправляется за покупками. Он знает, что она не притронулась ни к кобуре с пистолетом, ни к значку ФБР, которые заботливо сложены в ящике шкафа.

Прошлая жизнь, судя по тому, что она говорит, воспринимается ей как блеклое абстрактное пятно, которому со временем предстоит быть запротоколированным и рассортированным по пластиковым пакетам для улик. Сейчас она на более раннем этапе своего сознания, что доктор Лектер всячески поощряет. Человеческие детеныши обычно не внушают ему никаких чувств, кроме легкой брезгливости (хотя люди, причиняющие боль маленьким девочкам, попав в поле его зрения, уже из него не выпадают), однако ребенок в теле Клэрис Старлинг ему ничуть не докучает. Ее незашоренная доверительная непосредственность ему даже импонирует, и он платит ей взаимностью: говорит с ней так же свободно, как и она с ним.

Около полудня Ганнибал заводит арендованный вместо скомпрометированного грузовика минивен в гараж к мустангу и ягуару и заносит в дом многочисленные пакеты и свертки. Его веселит мысль, что в это же время в ФБР, наверное, в двухсотый раз переслушивают запись, в которой он уверяет Марго Верджер в том, что ее брат умирал медленно и мучительно. Бедняжка Марго, должно быть, безутешна. Аэропорты и гавани вновь перекрыты, новости по телевизору и в интернете обрастают новыми подробностями и стряхивают пыль со старых выпусков… Никто и ни на каких волнах не заявляет о похищении отстраненного от дел агента Старлинг. И немудрено: Департаменту Юстиции очень не хотелось бы, чтобы подоплека этого небезупречного дела всплыла на поверхность. В любом случае, массовая истерия ничуть не мешает доктору Лектеру с некоторыми мерами предосторожности делать покупки в трех часах езды от Вашингтона. Когда за ним закрывается входная дверь, он оставляет снаружи весь белый шум слухов и новостей. Его встречает колониальная дремотная тишина, разбавленная тиканьем напольных часов и отчетливо слышным звуком накатывающих на берег волн.
Когда Старлинг засыпает и когда просыпается, - доктору обязательно нужно присутствовать и при том, и при другом, - он несколько раз повторяет ей, что она находится в безопасности, и может быть совершенно спокойна. Он ей не лжет, и сам соблюдает воссозданную собой атмосферу.

- Клэрис! – повысив голос, зовет он. – Не окажете ли мне любезность спуститься и помочь с разгрузкой? У меня буквально не хватает рук. 

Уже водрузив пакеты на кухонный стол, он слышит скрипнувшую ступеньку лестницы, ее шаги и запах.

- Займитесь цветами, - предлагает он, кивнув на скрепленные свертки коричневой бумаги. – Чем занимались, Клэрис? Надеюсь, вы не трогали драпировки над каминной полкой? Под ними можно найти поистине страшные вещи.

Обыскать скромные пожитки Нила не составило большого труда. Тот так трясся над своей сумкой, что привлек внимание даже такого человека, как Эндрю. Нил Джостен ему не нравился, пиздец, как бесил. Звезда засранного городишки, который на деле оказался настолько рукожопым, что только самому богу было известно, какой «потенциал» там увидел в нем Кевин.

Среди заношенных и сто раз застиранных вещей Нила Эндрю нашел то, что даже его заставило многозначительно хмыкнуть и убедиться в том, что у его подозрений была жесткая почва. Нил Джостен был шпионом. Очень интересные новости, учитывая, что Кевин был зашуган своим неопределенным положением. Он об этом не сильно любил говорить, но любой бы прекрасно понял, что жизнь Кевина Дэя – это сплошная неопределенность – туманное настоящее и еще более мрачное будущее. От «Воронов» не уходят просто так, «Вороны» просто так не меняют регион и просто так на горизонте не появляется случайный сталкер. Эндрю сложил вещи обратно в том порядке, в каком они лежали и задвинул сумку на ее место. В тот день, несмотря на принятые лекарства, он думал о том, что нашел больше, чем обычно. Думал, курил и злился.

Нил Джостен был шпионом. Да, у каждого даже в этом общежитии висят красивые фоточки Кэвина или того же Рико, где те с голливудской улыбкой дарят лучи любви своим фанатам? Эти фото были задрочены и облизаны влажными фантазиями фанатов. У Нила Джостена была же целая папка с самой разнообразной информацией, педантично разложенной по файлам. А еще в этой затасканной сумке была такая крупная сумма денег, что можно было только удивляться тому, почему Джостен ходил, как бомж. Но шпионам не платят наличкой. Шпионы не носят такие бабки в простой сумке, бережно прижимая ее к груди. За сталкерство платят крупные деньги на какой-нибудь надежный банковский счет, чтобы не вызвать подозрений.

На человека, который ограбил банк, Нил Джостен тоже не был похож. Те, кто обирает каких-нибудь толстосумов не сидят в сраном городке и не играют в экси, а бегут за границу куда-нибудь в сторону Мексики, где уж точно можно раствориться в относительно небедной жизни в стране, что не выдает Штатам воров и преступников. Но Нил Джостен не тратил из этих денег ни копейки, был зашуган так, что, казалось, оглядывается на свою собственную тень.

Что-то в этом фальшивом образе простачка, криво играющего в экси, все-таки не сходилось. Бесило. Пиздец, бесило, особенно контактные линзы, которые Эндрю легко распознал, когда оказался лицом к лицу с Нилом. Ему не шел этот ублюдочный цвет. Нил Джостен - сплошная фальшивка. Именно об этом думал Эндрю, когда бросал выразительный взгляд на Роланда, который давно научился понимать его без слов. Фальшивый Нил Джостен с фальшивыми глазами и фальшивой жизнью на деле оказался простачком. Он не пил и не баловался дурью, стараясь сохранять трезвость ума, как тот самый загнанный в угол беглец, готовый в любой момент сорваться с места и бежать в никуда, прихватив свои скромные пожитки и огромную сумму денег.

Хватило пару шотов с газировкой и дурью, чтобы неискушенный организм парня поплыл в душной атмосфере клуба. Оставалось только разогнать наркоту по крови, чтобы тот раскололся, стал достаточно мягким, как глина, из которой можно было бы лепить все, что угодно. Первый разговор у них вышел не таким, как хотел Эндрю. Нил, несмотря на свое состояние, пытался бежать из бара, но Эндрю преградил ему путь, бросив в лицо обвинения, вынужденно заставляя того развернуться и снова оказаться в плену танцпола и слишком разлакомившегося Никки. Эндрю и сам не заметил, как оказался рядом, вцепившись пальцами в загривок кузена так, чтобы тот вспомнил, что то, что принадлежит Миньярду трогать было нельзя. Нил уже явно не соображал, поэтому вывалился из объятий Никки и, едва держась на ногах, сбивая танцующую толпу, снова попытался сбежать. Эндрю оттолкнул от себя явно перепугавшегося Никки, который не сразу понял, за что в этот раз огреб и пошел следом за своей жертвой. Эндрю потратил на Джостена целый вечер и, если надо, как терпеливый хищник, будет ходить за ним весь вечер, пока тот не расскажет ему правду.

Нила он застал в туалете. Судя по приглушенным звукам, в одной из кабинок кто-то был. Разумный человек не стал бы устраивать в таком месте разборки и драмы, но Эндрю было плевать. Этот клуб видел всякое, даже трахающиеся парочки в кабинке туалета, когда кто-то рядом справлял нужду. Миньярд прислонился к дверному косяку и наблюдал за своей жертвой.

На людей алкоголь и наркотики действовали по-разному. Ему крекерная пыль нужна было только для того, чтобы сохранять ясность ума, не корчится в ломках по таблеткам. Крекерная пыль приелась, как медицинские колеса уже давно. Кевин вон предпочитал напиваться так, что иногда был не способен даже свое собственное имя без ошибок выговорить. А Нил Джостен сейчас стоял перед ним, пытаясь ухватиться за остатки своего разума. Эндрю застал его у раковин, когда тот о чем-то говорил со своим собственным отражением. В голубых глазах плавился лед – сейчас только они были настоящими во всем фальшивом образе темной лошадки по имени Нил. Он даже выглядел жалко – как раз от тип людей, которых накачали всякой херью, чтобы трахнуть, а в результате они весь вечер блевали в туалете.

Это Никки у них жалостливый – на его бы месте вытер слюни несчастному и нашел бы тихий угол, чтобы тот очухался. Эндрю с каждой минутой этот тишины чувствовал лишь нарастающее раздражение. Нилу Джостену хотелось пересчитать ребра, разбить лицо, чтобы вывести на настоящие эмоции, увидеть то, что скрывается за этой фальшивой оберткой. Но Эндрю обещал Кевину, что не тронет его, но и не отпустит от себя, пока не узнает правду.

- Ты уже мой. Я уже тебе это говорил.

Несмотря на все раздражение, Эндрю произнес эту фразу с убийственным спокойствием. Джостен стоял перед ним, тыкал в него пальцем, как будто таким движением хотел застрелить своего обидчика из невидимого пистолета. Его ноги едва стояли на скользком кафеле, разъезжались как у пьяной шлюхи, что пыталась стоять на высоких каблуках. Нил Джостен – под наркотиками или алкоголем походу был тем еще жалким зрелищем. Ни говоря ни слова, Эндрю схватил его за вытянутую руку и втащил из туалета, потащив через служебный ход в сторону улицы. За время пути он ни разу не оглянулся, понимая, что Нил еле стоит на ногах, едва тащится за ним. Эндрю было по хер, даже если тот упадет на колени, он будет его тащить, выворачивая суставы.

- Стой ровнее Джостен!

Эндрю, оказавшись на улице, наконец остановился, развернулся и, схватив свою жертву за плечи хорошенько встряхнул, будто заставляя прийти в себя.

- Если опять надумал блевать, то делай это вы кусты. Мне плевать, что тебе херово. Я всего лишь хочу знать правду.

фортуна вновь совершила свой судьбоносный поворот колеса, прежде чем я успел привыкнуть к своей новой жизни. оглядываясь назад, я понимаю лишь то, что единственное, что постоянно в ней, так это резкие изменения. сначала все было хорошо, потом вторжение вампиров, затем попытка жить в новой школе, затем служба, и вот теперь бегство от этой желаемой судьбы. лишь непостоянство – постоянно.
кто бы мог подумать, что добровольцы, вступившие в армию по собственной воле, через некоторое время объявят себя независимой от неё. никто не мог… по крайней мере из тех, кто здесь присутствует. все думали, что мы будем чётко следовать приказам и добьёмся тем самым успеха. ну, возможно… юи считал иначе… он не всегда слушался даже гурена ичиносе, который являлся для нас наставником и покровителем, что уж говорить о тех, кого он не видел в действии и не знал, что это за люди? единственное к кому он всегда прислушивался, так это к собственному сердцу и всегда поступал, по совести.
я восхищаюсь им. его решимостью идти вперед по чётко намеченному им курсу. никогда не сдаваться, даже в безвыходной ситуации. я не такой как он мне сложно решиться на что-то. поэтому, я люблю пути, без точки возврата. тогда сомнения не дурят голову о правильности выбранного пути. потому, что есть лишь одна дорога – вперед. для неуверенного в себе человека, вроде меня, который не может не сомневаться постоянно в правильности своего решения, это лучший выбор. потому что нет возможности всё «откатить назад». дорогу осилит лишь тот, кто идет вперед, а не топчется на месте из-за сомнений «повернуть на лево, или на право» на развилке. я как аз тот самый человек, который будет слишком долго размышлять и постоянно сомневаться, пока жизнь не принудит сделать свой ход. и то, даже когда я его сделаю, я продолжу размышлять об этом.

саотомэ чётко знал, чего хотел добиться в своей жизни, и у него не было шанса об этом забыть. сначала его мучали кошмары, а потом к этому бесконечному кошмару добавился демон, который любил принимать форму его мертвой сестры, напоминая о самых ужасных событиях в его жизни. впрочем, он никогда не стремился забыть о своей личной трагедии, напротив пытался о ней никогда не забывать. это было его напоминания о своей главной цели в жизни – мести за свою погибшую дорогую сестру, что пожертвовала собой ради спасения глупого младшего брата. все что он делал, после гибели сестры, это старался воплотить самое главное желание. стремление вступить в армию – только ради мести, даже если путь уложен через унижение. заключение контракта с демоном – только ради того, чтобы стать сильнее и было легче отомстить. и сейчас сердце бьётся только ради мести.

попросить помощи у микаэлы, оказалось намного проще, чем звучало это в голове. он хоть и был вампиром, который не особо любил людей, из-за привитой ему ненавистью со стороны новых собратий, но согласился помочь довольно легко. возможно на его решение повлияла история йоичи, которая была близка мике, так как он знает, что такое увидеть смерть близких. или же повлияло то, что они пытались помочь вампиру «спасти юи». а может из-за того, что юичиро считал его семьей. может на вампира все эти факторы повлияли одновременно, поэтому он так легко дал свое согласие помочь отомстить за томоэ.

просчитать план грядущей мести было не легко. без помощи микаэлы, заняло бы слишком много времени, что постепенно повышались бы шансы на провал, из-за вынужденной слежки. ко всему прочему вельт и симм ходили постоянно вместе, как братья близнецы, и вероятность попасться им удваивалась. но благо, мика знал о их слабых и сильных сторонах, а также подтвердил печальную догадку, что эти двое практически неразлучны. а значит, прежде чем попытаться добраться хотя бы до одного, нужно было ликвидировать осторожно второго. вот только тут стоял главный вопрос: «а как именно йоичи отомстить за сестру». смерть казалась слишком милосердной местью для чудовище вроде лакуса.
работа над планом возмездия занимало очень много времени. нужно было просчитать все, до мельчайших деталей. на случай, если дождь пойдёт, или будет яркое солнце, если ветер подымиться, и всё остальное. в этот день должно быть всё безупречно, просчитано и желательно, чтобы все было довольно просто, дыбы не запутаться в своих перерасчётах.

саотомэ не планировал убивать своего кровного противника. не так сразу. прежде чем этот монстр испустит свой последний дух, он должен испытать хотя бы малую часть той болт, которую йоичи испытал наблюдая за гибелью томоэ. он должен прочувствовать хотя бы часть того отчаянья и призрения к самому себе за то, что не спас того, кто был ему так дорог и любим. но прежде чем это осуществить, его нужно было сильно ранить. так, чтобы этот ублюдок не смог нормально двигаться, но мог осознавать всю безысходность происходящего.
вампир увернулся от, казалось бы, вот-вот от достигнувшей его стрелы, слегка лишь оцарапав щеку.  это плохо! очень плохо! потому, как реакция, скорость, слух и зрения у них во многом превышали человеческие. не тренированному человеку не убить нетренированного вампира. любая попытка человека ранить вампира, пусть даже и проклятым оружием, будет легко перехвачена молодым вампиром, так как действия человека будут слишком медленны. вот почему вампиры столь высокомерно относиться к людям, потому как «скоту» до их уровня самого слабого уровня нужно расти и расти.
саотомэ думал, что делать ему, в случае промашки. выделялось всего два варианта: попробовать продолжить стрелу, или же просто подняться на ноги. у каждого из этих вариантов были несомненно свои «за» и «простив». продолжить стрельбу, кажется лучшим вариантом, ведь есть шанс подстрелить своего противника. однако, враг движется слишком быстро, и скорее всего будет двигаться хаотично. другими словами, маловероятно, что вельт будет двигаться по прямой, ведь он знает, что по нему могут продолжить стрельбу. а значит, упрощать задачу своему противнику, он точно не станет и скорее всего будет приближается двигаясь зигзагом. в таком случае, предсказать куда следует выстрелить в следующий раз, в попытке стрелять на опережение, практически е возможно. с другой, стороны выпрямиться и подготовиться к бою уже на верху, кажется не таким полезным действием, как продолжить пытаться подстелить вампира. однако, если подстрелить не получиться, находясь в удобной позиции для обстрела, но не удобной для обороны, он станет легкой добычей. и потому, саотомэ предпочел подготовиться к обороне на верху, недели продолжить обстрел. если бы он был не единственным стеклом, то в этом было бы куда больше шанса на попадание по цели.

—  это лишь начало. — вскакивает и натягивает новую стрелу н тетиву, что словно полыхает черным пламенем от демонической энергии. —сегодня тебе не избежать возмездия. сегодня ты испытаешь все то, через что ты заставил пройти меня. —  йоичи выпустил вторую стрелу, и принялся натягивать следующую, не проследив даже, достигла ли предыдущая стрела своей цели или нет. разговоры обычно отвлекают от сражения, а в нём нужна придельная концентрация. однако, в данном случае, саотомэ  был не против вести диалог со своим врагом, так как хотел заставить того задуматься «а что он сделал и как его заставят пройти через тоже самое испытание».