Carey Mulligan

Имя:  Juno Vassant || Юнона Васант Возраст: от 24 и до 27. Чистота Крови: Полукровка.

Сторона: Орден Феникса Занятость: Художница/любая другая творческая профессия.

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
«Слишком уж говорящее у меня имя, – говорит она, тепло улыбаясь окружающим, – все ожидают от меня моментального благословения, но такой волшебной силой я не обладаю. Но, есть в этом что-то мистическое – стоит мне прикоснуться к парочке, так на завтра они бегут покупать кольца».

Младшая Васант родилась в крохотном городке Уитби в графстве Норт-Йоркшир. Весь её род, что со стороны отца-мага, что со стороны матушки-маггла, всегда был обилен на детей: в семьях их предков всегда рождалось по нескольку братьев и сестёр, из-за чего родители Юноны навсегда определили, что хотели бы иметь только одного ребёнка. Появившаяся на свет девочка с детства была окружена заботой и вниманием не только со стороны своих матери и отца, но и со стороны тётушек и дядюшек, которые часто наведывались к ним в гости. Появившийся вокруг неё ореол «золотой девочки» Васантов, однако, сделал ей только лучше, подарив здоровую самооценку, гордость и чувство собственного достоинства, при этом не навредив её чуткости и лёгкости.
Поступив в Хогвартс, шляпа почти тут же определила её, как личность тонкого и нежного склада, отправив развивать свои творческие способности на Хаффлпаф. До конца своих студенческих годов, Юнона была той, кому посвящали стихи, песни и баллады, дарили валентинки, приглашали на свидания, и она почти никогда не отказывала, стараясь подарить ответную улыбку или лёгкий угольный набросок. Однако на чужие нападки и сплетни она почти всегда реагировала подобно фурии – стоило кому-то пустить о ней грязный слушок, как Васант почти тут же узнавала, кто был его автором и приглашала его или её на дуэль, которая почти всегда оканчивалась плачевно для её противника.
Выпустившись из Хогвартса, она ещё долгое время не могла определиться, чем ей заниматься. В итоге, решив, что её истинным призванием является создание чего-то, что будет радовать глаз, Юнона обрела себя в искусстве создания магических картин и скульптуры. Благодаря своим работам она приобрела известность в высоких магических кругах, став востребованной художницей и желанной гостьей любой вечеринки.
На одной из таких вечеринок она встретилась с Мортеном. Наверное, именно это знакомство можно назвать действительно знаковым – именно оно положило начало «игре». Они встречались на вечеринках, болтали за бокалами с шампанским под шумную болтовню светской вечеринки, каждый раз называясь друг друга разными именами и прозвищами: она – Ассоль, а он – Грей, она – Дейзи, он – Лютик, она – Психея, а он – Эрос.
Беглые и шутливые встречи постепенно переросли во что-то большее. Совместные утренние пробуждения в постели превратились в недельные уединения и совместные часы занятий творчествами. Любовь между ними из игры и шутки превратилась в тёплую привязанность и почитание чувств друг друга.

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
Юнона – птица высокого полёта и знающая себе цену. Она знает, что она – не вещь и не украшение для кого-то, поэтому никогда не позволит относится к себе подобным образом, язвительно отшивая от себя очередного ухажёра. Однако, благодаря своему творчеству и красоте, она умеет находить и поддерживать контакт с огромным количеством важных (и не очень) людей.

Мортен буквально дышит любовью к Юноне. Он влюблён в неё так сильно, что буквально готов душу свою продать, лишь бы она была рядом, просто стояла рядом, пока он любуется ею. Ради неё он готов простить ей всё, что угодно, ведь отношения между ними скорее сравнимы с почитанием Мастера своей Маргариты, которая может принимать приглашения хоть от Воланда (пожалуйста, нет), хоть и от бедного Мастера.
Юнона же, прекрасно видя привязанность Ванке, не особенно этим пользуется, однако никогда не откажет себе в удовольствии надавить на него в случае, когда это необходимо. Она может быть вольной птицей, какой он и желает её видеть, но вместе с тем также привязана к Мортену, понимая, что без неё он пропадёт и сгинет в очередном алкогольном загуле.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
• Юнона – не маниакальная девушка-мечта. Она прекрасная и опасная, знающая себе цену, хотя временами и может прикидываться глупенькой. Она – леди множества ролей, может быть как наивной дурочкой, так и хитрой, самоуверенной девушкой.
• Хочется увидеть девушку, которая не будучи метаморфмагом, была бы такой. Юнона абсолютно волшебная девушка, в которую должен влюбиться каждый.
• Внешность обсуждаема, но хотелось бы оставить ту, которая есть (желательны те внешности, которые Кэри играет в "Драйве", "Стыде" и "Великом Гэтсби"). Да, дурачка Бэти и Кэри Маллиган сложно представить вместе, однако роскошь и нежность Маллиган легко вписываются в понимание Мортена «об истиной красоте души».
• Я классный, пишу много юмора, с радостью обсуждаю все идеи, однако того же ожидаю и от соигрока. Как ранее писали мои «коллеги по цеху», Пророк для меня важен и я бы хотел, чтобы он таковым стал и для вас, поэтому «игра-однодневка» мне не интересна и я был бы рад такому же активному человеку, который хотел бы принимать участие в сюжете и стать частью проекта.
• Для понимания настроения, у Юноны даже есть свой саундтрек! Ищите под Michael Andrews – Gretchen Ross.

ПРИМЕР ПОСТА

Кажется, он весь пропах сигаретами.

Нет, не кажется. Так оно и было. Невысокий ворот свитера, волосы, руки, пальцы, ногти, закатанные до локтей рукава – одним словом всё, до чего только мог дотягиваться сизый дым сигарет.
Нервничает. И не спал больше двух суток.
Нет, скорее не потому, что это был аж целый Париж, чуть ли не столица, мекка ценителей антиквариата, старых картин и авангардных искусств, тех, кто стремился урвать свой кусочек чего-то прекрасного. Скорее всего, причина была в том, придётся опять сверкать белоснежной улыбкой, поправлять оправу новеньких очков, льстить дамам в элегантных платьях, мужчинам во фраках, пока они смотрят на него как на грязь под ногтями, который продаст им отреставрированный стол Тонета под очередным трёхзначным номером под соусом идеального сочетания с их весенним гарнитуром.
Тео морщится, потирая вспотевшую от спёртого воздуха переносицу, наблюдая за тем, как грузчики один за другим отковыривают гвозди от ящиков с его «искусствами». На этой выставке ему было почти нечего делать: он будет пытаться выставиться наравне с телевизорами Пайка и восстановленными нарезками Берроуза. Какое искусство в отреставрированных стульях? Гнутое дерево оно и в Африке было таким, сколько бы его ни подделывали. Однако, как показывала практика, жирные толстосумы отдают предпочтение тому, что будет полезно в хозяйстве.
– Переведите им, чтобы они оставили ящики рядом с остальными вещами в кладовой. Мне нужно хотя бы пару часов сна, – хрипло кивнул Декер переводчику, который не был против ему подсобить.
Тео уже было сунул тому хрустящую десятку, которая была в разы мельче размером, чем зелёные доллары, однако тот поспешно отказался. Выглядели эти десятки и сотни крайне комично в его большом кошельке: как будто кто-то засунул в его кошелёк кучу разноцветных бумажек, вырванных из девчачьего дневника. Разве что они не пахли детским парфюмом или типографией.
«Хорошему человеку не грех помочь! Однако за тобой должок, mon mi: будешь мне другом в этот вечер!» – переводчик пихнул кулак Декера с зажатой в нём банкнотой тому в грудь, по-дружески разведя руки в стороны. Кажется, его звали Нильс, – фамилии он так и не уловил, однако сообразив, что у того чуть больше энергии, сил и словарного запаса, чтобы указать французским Жульенам и Мапо, как правильно открывать ящики с особенно ценным грузом, Тео постарался хотя бы немного сдружиться с новым лицом.
Он учтиво улыбается, мол, как скажешь, дружище, однако он слегка кривится, из-за чего улыбка походит на чуть вымученный оскал. Нильса, это, кажется, ничуть не смутило – он деловито продолжил кричать на кривоватом французском указы вспотевшим грузчикам.
– Не переживай, дружище, всё будет отлично! Просто отлично! – Нильс потряс его руку с крайне широкой улыбкой. Даже слишком широкой, если так подумать. – Иди отдыхай, а я присмотрю за твоими др’агоценными стульями!
Тео что и смог мягко кивнуть, снова поправить очки на вспотевшей переносице и медленно выйти из зала дальше по коридору, к лифтам. Зайдя в первую открывшуюся, он почти тут же выбрал для себя угол подальше, облокотясь на стенку спиной и задрав голову наверх, рассматривая собственное отражение в зеркале на потолке. Кабинка медленно ползла на нужный этаж так медленно и сонно, что ему самому казалось, что время замедлилось специально для него.
Тео был трезв уже около года. Предпочитал чай без сахара, вежливо отказывался от алкоголя, уклонялся от походов в бар. Немногие его друзья постепенно отваливались, уходили, теряя интерес в том, кто, судя по всему, постепенно сходил с ума. Время стало замедляться и превратилось в кисель, в котором он захлёбывался, иногда вспоминая, что он, вообще-то, живёт.
Кабина привозит его на этаж с долгими, длинными, почти бесконечными коридорами.
Его комната была в самом конце. Тео не заказывал элитных номеров, не желал никаких прекрасных видов. Любоваться на Францию он будет сквозь призму вырученных средств с продажи мебели. Повезёт – будет настроение выбраться куда-то дальше номера отеля. Повезёт вдвойне – и он даже может отложить полёт обратно на пару дней, чтобы съездить в Прованс.
А пока, – пи-ип! – только сон. Тео прячет карточку от номера в карман брюк, проходит внутрь номера. В нос ударяет запах чистоты и сервиса. Очки опускаются на столик рядом с чайным набором, и тело падает прямо на не расправленную постель. Декер засыпает, неглубоко, тревожно, под баюкающий запах знакомых ему сигарет и утопая в мягкой, искусственной яме отельного комфорта.
Будит его тревожный звонок будильника ровно в двенадцать, и он поднимается, как на автомате, прямо как в школу. Душ – причесаться, почистить зубы – чемодан – свежие рубашки, пиджак, одеколон, брюки, бельё – очки. Одет как с иголочки, специально готовый обольщать старых франтов и угощаться минералкой.
Тео снова спускается вниз, снова в залы, снова улыбаться каждому встреченному гостю, снова быть идеальным американцем для всех. А как иначе?..